Богатая ресурсами страна с образованным многомиллионным населением и авторитарной властью, долгие годы живущая под жесткими американскими санкциями. Параллели напрашиваются, но мы об Иране. Рассказываем, есть ли жизнь для IT-бизнеса санкционной западне и на что она похожа.

Этот текст был написан специально для технорассылки The Bell. Подписаться на нее можно здесь.

Исламская республика, против которой США, ЕС и ООН ведут циклическую санкционную войну с момента революции 1979 года, регулярно «ловит» ограничения, влияющие на развитие индустрии технологий.

Бизнес-контакты между американским и иранским бизнесом запрещены еще с 1980-х, в стране не работают международные платежные системы и заблокировано большинство популярных сайтов и приложений, а последнее обострение между Вашингтоном и Тегераном случилось в 2018-м, когда администрация Дональда Трампа запретила предоставлять иранцам сервисы и платформы крупнейших IT-гигантов США. В результате иранцы, три четверти которых, несмотря на санкции, пользуются соцсетями и мессенджерами (в основном через VPN), остались без доступа к магазину приложений Apple, хостингам Amazon Web Services и Google Cloud Platform, а также сервису для бизнес-коммуникации Slack.

От услуг крупнейших IT-корпораций оказалась отрезана страна с молодым населением под 84 млн человек. И пусть на фоне более разрушительных для экономики страны санкций (вроде отключения от SWIFT и эмбарго на поставки энергоресурсов) трудности с доступом к серверам американских гигантов кажутся незначительной проблемой, именно они косвенно катализировали разработку и запуск иранского интранета – аналога «суверенного» интернета, о котором давно мечтают российские власти.

Разработка Национальной информационной сети (National Information Network – NIN) велась с 2005-го и обходилась в суммы порядка $4,5 млрд в год, а ее самые известные тесты проходили под градом критики правозащитников: устроить национальный «блэкаут» иранские власти решились в 2019-м на фоне внутренних протестов из-за роста цен на топливо (исходящий трафик просто перекрывается в одной из двух точек доступа к сети). Пока жители оставались без доступа к ресурсам NIN, силовики жестоко расправились с активистами – число жертв, по оценкам, перевалило за 300.

Впрочем, и до запуска полноценной сетевой инфраструктуры внутри страны иранские технологические предприниматели и продавцы «железа» учились мириться с санкционными реалиями. Агентство Reuters еще в 2011-м описывало, как в обход установленных ограничений на местный рынок поступает техника Apple. Серые поставщики просто задействовали непрямой маршрут импорта через ОАЭ. Цены на iPhone и iPad в стране в результате были такими же, как, например, в Великобритании.

Работать с техникой и софтом американских компаний иранцы с годами научились не только через обход блокировок с помощью VPN. Наложенные на экономику обременения ускорили разработку национальных аналогов недоступных продуктов. Так, в Иране появились свой магазин приложений, заменяющий на Android-устройствах Google Play, – Cafe Bazaar; свой Aliexpress, придуманный братьями-предпринимателями Саидом и Хамидом Мухаммеди, – маркетплейс DigiKala; свой Facebook, рассчитанный на либеральную прослойку иранского общества и регулярно блокируемый властями, – Cloob; свой Uber, после блокировки Израилем геолокации для водителей разработавший собственный геосервис; и даже свой YouTube, месячная аудитория которого почти вдвое выше численности населения страны (151 млн пользователей), – Aparat.

Вся эта экосистема стартапов в условиях отсутствия доступа к иностранным инвестициям опирается на местных венчурных капиталистов (вроде фонда Саида Рахмани Sarava Pars и сеть бизнес-инкубаторов и акселераторов) и всегда изначально целится во внутренний спрос.

Но копированием западных бизнес-моделей иранские технологии, «подстегиваемые» санкциями, не ограничиваются. В финансовом сегменте индустрия быстро заполнила незарегулированные ниши финтеха и криптовалют. В Иране работают десятки приложений для мобильных платежей, переводов средств, банковских операций, инвестиций, страховых услуг и т.д.

А биткоин в последние годы и вовсе стал неотъемлемой частью национальной экономики: криптовалюта помогает обходить особо чувствительные для Тегерана санкции по запрету на экспорт нефти. По оценке аналитиков компании Elliptic, на Иран приходится 4,5% объема всего глобального майнинга биткоина, оборот сектора приближается к $1 млрд в год. Такие масштабы обращения криптовалюты внутри страны позволяют проворачивать сделки по продаже сырья на суммы, эквивалентные сотням миллионов долларов. С 2019-го майнинг в стране лицензируется: все участники индустрии должны деанонимизироваться, платить за электричество по повышенному тарифу и продавать все намайненные биткоины Центробанку.