«Кого надо, мы сами накажем»: протесты, власть и заказчики — три вопроса к делу Ивана Голунова

Кампания за освобождение Ивана Голунова и несогласованный марш 12 июня по резонансу, широте вовлеченности и освещения в СМИ стали крупнейшим событием в жизни российской протестной общественности в этом году — а возможно, и со времен протестов на Болотной 2011–2012 годов. Всего за неделю люди успели ужаснуться новому уровню произвола, воодушевиться победой и немедленно поссориться. Возможные последствия этого события по горячим следам оценить трудно, но мы попробовали.

Фото: Евгений Фельдман

Этот материал был написал для еженедельной итоговой рассылки The Bell. Подписаться на нее можно здесь.

Изменится ли отношение власти к протесту? Нет. The Bell задал этот вопрос как независимым, так и близким к власти политологам, и в главном они абсолютно единодушны: в 2019 году власть готова идти навстречу гражданскому обществу по непринципиальным для себя вопросам, но только если этот протест будет регулируемым и управляемым.

  • Кирилл Рогов, фонд «Либеральная миссия». Кремль придерживается более умеренной позиции в отношении общества, чем было раньше, это мы видим и на примере Екатеринбурга. Это может быть связано с тем, что протестные настроения на высоком уровне, но расфокусированы. Власть готова отступать по некоторым вопросам, если видит напряжение общественной воли, реальный запрос и интерес — и если этот вопрос непринципиален. Но этот опыт показал, что торг сторон возможен.
  • Михаил Виноградов, фонд «Петербургская политика». События последних дней показали, что рассеивания протестной атмосферы не произошло. Но протест продолжает идти по повестке власти, не создавая ни своей повестки, ни своей стратегии. Но, поскольку протест нередко вызывает невротическую реакцию, а многие лоялисты оказываются в рядах симпатизирующих ему, реакция власти может быть иррациональной — иногда лишая почвы для протеста, а иногда, наоборот, придавая ему дополнительную силу, энергию и влияние. Пока взята пауза, и власть внешне демонстрирует подчеркнутый нейтралитет. У этой паузы будет какой-то итог, но пока его нет.
  • Евгений Минченко, Minchenko Consulting. Я считываю месседж, посланный властью, так: кого надо, мы сами накажем, если хотите привлечь наше внимание — хорошо, но это должно быть на законных, отрегулированных основаниях. Хотите давить на нас — мы будем реагировать. Но никаких арестов по 15 суток, даже для Навального, не было.
  • Дмитрий Бадовский, ИСЭПИ, советник Вячеслава Володина. Поступившие сигналы не такие и разнонаправленные. И в Москве, и в Екатеринбурге власти достаточно четко дали понять, что в том, что касается уличной протестной активности, отношение остается строгим и жестким: разговаривать и слышать аргументы мы будем, но переводить это в режим уличной политики и делать ее нормой мы не согласны.
  • Алексей Чеснаков, Центр политической конъюнктуры, соратник Владислава Суркова. Система продемонстрировала, что она может запоздало, но правильно отреагировать. А на марше не было единой повестки. В этих условиях создавать механизмы уличного давления неэффективно и почти всегда чревато силовыми ответами. У власти не было возможности вести себя не жестко по отношению к тем, кто шел на нарушение закона, это бы создавало иллюзию, что так можно. Власть будет делать все, чтобы протест был помещен в некое узкое — или широкое, это вопрос тактики — русло, чтобы не было всплесков активности, которые не имеют под собой эффективного решения ни для одной из сторон.

Изменится ли антинаркотическое законодательство? Да, но незначительно. Эта тема логична и перспективна не только с точки зрения справедливости, но и с точки зрения охвата: статья 228 — самая популярная в УК; в 2018 году по ней осудили 74 572 человека — больше, чем по любой другой, а оправдали — лишь 15 человек. Всего по наркотическим статьям в России ежегодно осуждают более 130 000 человек. В ходе дела Голунова о смягчении антинаркотических законов заговорили все — от Алексея Кудрина до депутатов Госдумы. Но о серьезной либерализации речи не идет ни в одном из предложений.

  • 12 июня, всего через час после освобождения Голунова, появилась новость о внесенном в Думу проекте смягчения наказания по наркотическим статьям. На поверку оказалось, что проект был внесен при поддержке самого МВД еще в марте 2019 года, а речь в нем идет о немногом — снижении сроков за приобретение и хранение в крупных размерах без цели сбыта (например, от 25 граммов гашиша и 100 граммов марихуаны) с 3–10 лет до 2–5 лет. И эксперты, и сами авторы нововведений называют их «точечными».
  • Смягчить законодательство по статьям 228 и 228.1 в тот же день предложил Алексей Кудрин, напомнив предложения своего ЦСР от 2016 года — но и они не предлагают радикальной либерализации. Речь о том, чтобы при определении размера изъятых наркотиков (значительный/крупный/особо крупный) иcходить из веса чистого наркотика, а не смеси, в которой он содержится, как это делается сейчас. В своих предложениях Кудрин ссылается на известную публикацию Института проблем правоприменения, в которой на основе статистики доказывается, что полицейские часто «докидывают» или «дописывают» задержанным наркотики до веса, немного превышающего крупный размер.
  • Сегодня к кампании присоединился Совет Федерации: сенатор Андрей Клишас сообщил главе Конституционного суда Вячеславу Лебедеву, что в СФ прорабатывают вопрос об изменении антинаркотического законодательства. В письме повторяются предложения Кудрина, а также предлагается привлечь другие органы, кроме МВД, к определению крупных и особо крупных размеров изъятых наркотиков.

Будут ли наказаны реальные заказчики? Это самый непонятный вопрос. Очевидно, что продолжат всплывать новые фамилии рядовых исполнителей — как сегодня в интервью Голунова Ксении Собчак был назван избивший его оперативник Максим Уметбаев. Вчера официально лишились должностей глава УВД ЗАО Андрей Пучков (сегодня выяснилось, что он выйдет на пенсию) и руководитель городского антинаркотического главка Юрий Девяткин — но их никто заказчиками не считает. Сам Голунов в интервью Собчак говорил о возможных заказчиках с меньшей определенностью, чем в суде, но предположил, что они могли быть связаны с микрофинансовыми организациями или с похоронным бизнесом.

Издание «Проект» после задержания Голунова писало, что этот бизнес в Москве может быть связан с главой УФСБ по Москве и области Алексеем Дорофеевым и его помощником Маратом Медоевым. Только за эту неделю и только у семьи Марата Медоева Алексей Навальный обнаружил недвижимость в Москве на 1 млрд рублей и автопарк из 10 автомобилей и 6 мотоциклов, а «Новая газета» — недвижимость и бизнес в Словакии. Отец помощника главы УФСБ, Герой России Игорь Медоев пообщался с журналистами, сказал, что хорошо знаком с министром внутренних дел Владимиром Колокольцевым, но отрицает, что его семья может быть причастна к делу Голунова.